На второй день войны от Аксубаевского военкомата ушла первая подвода с мобилизованными

А к ее середине, как рассказывает ветеран Аксубаева Николай Янилкин, – пешком, поскольку не осталось лошадей.

–  С началом войны настрой у людей изменился, все ожидали вестей с фронта, – говорит он. – Обстановка была гнетущая. Все жили ожиданиями, что вот-вот кого-нибудь из близких отправят на фронт. Но не у всех были радиоприемники и их в основном получали из газет – районной и центральных. У брата моего старшего Степана был детекторный приемник с выведенной на крышу антенной и старшие слушали по нему об отступлениях Красной Армии, о тяжелых боях и сдаче городов. Отца моего, Андрея Ивановича, призвали 26 августа 1941-го. В июне 1942 он погиб в бою под Смоленском.

Восьмилетнему Коле пришлось заменить отца на конеферме, где в основном стали трудиться женщины. Привлекали его и на полив колхозного сада, где работала мать. Перед войной в саду высадили молодые саженцы яблонь, и работы по уходу за ними было немало. Полива требовали и плодовые кустарники: малина, смородина, крыжовник. Тянулись длинные грядки овощей: лука, моркови, свеклы, капусты. Овощи отправлялись на фронт, и подростки, чувствуя свою причастность к большому и важному делу, трудились, не покладая рук.

К концу 41-го года мужчин почти не осталось, на уборке урожая трудились женщины и подростки. К декабрю, по словам Николая Андреевича, сняли бронь даже с механизаторов. На жнейках и лобогрейках работали одни мальчишки. Женщины лишь помогали запрягать лошадей, поскольку эта сельскохозяйственная техника работала на тягловой силе.

– Осенью 41-говсе зерно подчистую сдали на элеватор, – говорит ветеран. – И, начиная с весны 42-го женщины и девушки стали ходить за семенами в Нурлат. Ходили по весенней распутице, в лаптях, с котомками за спиной. Каждая приносила по полмешка семян. Сколько раз нужно было сходить туда, чтобы засеять колхозные поля? К весне 42-го запасы продуктов исчерпались, начинался голод. Военная зима была настолько суровой, что в погребах замерз картофель, и это прибавило трудностей. Я всю войну чувствовал себя полуголодным. Летом еще можно было прожить: собирали на лугах всякую траву, особенно вкусными были листья липы. В овраге за колхозной конюшней была маслянистая глина, которую мы рассасывали во рту. Весной радовались оставшейся в огороде мерзлой картошке, которую сушили, и мать добавляла ее для массы в хлеб.

В колхозе иногда, исходя из количества едоков, выдавали муку. И мама, когда варила какой-нибудь суп, добавляла туда пригоршню. И это – на всю семью. Хлеб мама могла печь только по праздникам и то с добавлением картошки и травы. Настоящего хлеба мы в войну не видели.

Дров на зиму запасали, собирая в лесу хворост. Перевозили ее с дедом Григорием на двухколесной тележке-тачке. Мне приходилось помогал старшим и косить сено для коровы. Помню, встречаешь ее из стада, а она сворачивает от двора в сторону лугов – знает, что дома ей ничего не могут дать.

Мы, мальчишки, всю войну ходили по домам, собирая для отправки на фронт варежки, носки, кисеты. Варя, старшая моя сестра, вязала варежки.

Семье стало легче жить, когда уже к концу войны брат начал работать в школе. Мы тогда впервые за изнурительные годы почувствовали вкус хлеба.

О том, что наступил мир, мы с друзьями узнали в школе. Было такое состояние радости, такая эйфория, что и сейчас не передать словами. Наконец жизнь начала налаживаться. Но еще и после войны несколько лет вместо зарплаты оформляли займы на экономическое восстановление страны.

Сегодня мир – опять в опасности, и теперь уже наши внуки бьются за независимость Родины. Бьются со страшным врагом. Нужно помнить об этом каждый час и каждую минуту. Помнить и продолжать помогать землякам-воинам. Тыл и фронт должны быть едины. Чтобы не повторилось то, что испытало мое поколение.