«И больше я отца не видела...»

Отца на войну забрали в сентябре 1941 г. Как сейчас помню, утром мы проснулись от сильного крика матери, которая обливалась слезами. Оказывается, отцу принесли повестку. Потом у нас собралось много народа, все шумели, а мы с мамой плакали.

На следующий день мама, я и брат Николай поехали провожать отца на лошади. Шел дождь, было холодно. С других улиц тоже провожали на войну своих родственников. Играли на гармошках, пели, плакали.

Приехали в центр Аксубаева, остановились около военкомата, напротив районного Дома культуры. Стояли долго, чего-то ждали. Мы замерзли и устали, и мама отправила нас домой.

Больше отца я не видела. Их отправили поздно вечером. Когда мама вернулась, было уже темно. Мои младшие сестренки Нина и Шура спали (Зоя еще не родилась), а мы с Николаем ждали маму. Мама обняла нас и опять начала плакать. Тут проснулись сестренки, и все мы начали плакать вместе с мамой.

Потом немножко успокоились. Мама сказала нам: «Ну хватит вам, пора спать. Вы еще маленькие, вам надо расти. А кем вы станете, когда вырастете?». Николай: «Я буду летчиком!». Я: «Буду учительницей». Нина: «Я буду взрослой девушкой». Шура: «А я выйду замуж!». Успокоились и легли спать.

Я тогда училась в первом классе, а Николай – в четвертом. Нина и Шура еще не учились.

18 декабря 1941 года родилась Зоя. В это же время принесли похоронку на отца. Почтальонка похоронку не отдала нам, а отдала жене старшего брата папы (Федора) тете Марии. Та же целую неделю не осмеливалась сообщить нам эту страшную весть, так как мать после родов болела и лежала в постели. Но каждый день нас навещали соседи вместе с тетей Машей, у которой было роковое письмо. Сидели, говорили о том, о сем. Потом расходились. Мать начала чувствовать что-то неладное и попросила их рассказать, в чем дело.

Помню, пришла я из школы, а дома полно народу, отхаживают, успокаивают мать. «Ты поплачь, поплачь, легче будет»- говорили они. А мать лежала бледная и бессмысленными глазами смотрела куда-то в потолок. Ребенок плакал, а она ничего не слышала.

После этого мать окончательно слегла. Я думала, что она умрет. Молилась Богу, чтобы он спас маму от смерти. «Пусть лучше ребенок умрет» - думала я.

Зоя была маленькая, худенькая, пальцы на руках были тонкие-тонкие, как нитка.

Не знаю, что было бы тогда, если бы не бабушка. Она взяла к себе маму и ребенка и ухаживала за ними. Мы остались дома с дедушкой Данилой и Марией, сестрой моего отца.

Когда мама немного пришла в себя, вернулась домой. Но и после этого часто болела. Все заботы по хозяйству легли на мои плечи и на плечи брата. Я, начиная с первого класса, все делала по дому: стирала, готовила, мыла полы, работала в огороде, ухаживала за скотиной, нянчила. А корову еще не могла доить, доил Николай. Он чистил навоз, рубил дрова, плел лапти. Сено готовить, дрова пилить, колоть – это он считал мужским делом. «Стирать, готовить, мыть полы, топить баню – это нужно делать женщине» - говорил он. Женщиной была я, 8 летний ребенок... . Дед Данила тоже помогал много. Вместе с братом они ходили косить сено, возили его на маленьких тележках.

Жили мы очень плохо, голодали. Постоянно хотелось есть, от голода кружилась голова, не было сил. Нас спасала корова. А на нашей улице и на соседних почти каждый день кто-то умирал от голода.

Я сегодня не могу даже представить, как было тяжело матери, которая осталась с четырьмя детьми, да еще беременная. Мама жалела меня. Частенько говорила: «Устала, наверное, доченька, отдохни немножко». Но я никогда не жаловалась, хотя часто бывало и больно. Для меня в то время ближе матери на свете никого не было. Мне не хотелось ее огорчать, расстраивать. «Если она умрет, умру и я» - думала я.

Да, мы рано привыкли к физическому труду. Но война закалила нас, что позволило многого добиться в жизни, потому что мы не пасовали перед трудностями.

Фото: архив