Фахертдин Шаязданов умел сопереживать и чужой радости, и чужой боли

И все же жизнь несправедлива зла – забирает самых лучших и достойных. Тех, кто любит жизнь, строит планы, хочет жить! Жить, когда, казалось бы, уже переборол страшную болезнь, боль утраты близкого человека. И снова стал звучать его веселый звонкий смех, отзываясь перезвоном в кабинетах редакции. Не засмеяться вслед за ним было просто невозможно, настолько этот смех был заразительным, задорным.

Наше утро начиналось с кофе – традиция была неизменной. За кофе – непременное восхищение внуком Амиром, что приходил в гости в выходные. Как смог его убедить в существовании Деда Мороза, пригласив порадовать малыша своих друзей – культработников из Нижней Баланды. Радуясь, как ребенок, он позвал как-то в кабинет, с гордостью показывая лыжи, что купил внуку. Комментируя при этом, что вначале он научит его ходить на лыжах и они пройдутся вместе по огороду, потом – расстояние увеличится до околицы поселка. А потом … они вместе пойдут на лыжах в лес, непременно вдвоем – только он и внук! Во внуке он все больше находил сходство с ушедшим рано сыном, признаваясь, что любит внука больше всех на свете. О внуке он мог говорить беспрестанно. Во внуке был смысл его жизни в последние ее месяцы.

Ничего не предвещало беды – разве что глаза его стали грустными, да морщин прибавилось разом на лице. Перевесив одну ногу через другую, с чашкой кофе в руке ... Фахертдин Шамсетдинович не переставал шутить и улыбаться даже тогда, когда на сердце было невыносимо больно – душевно, и физически. За этой маской он прятал сердечную и душевную боль.

…А за окном капелью звенела весна, солнце заглядывало в его кабинет после обеда, а в "чайную" комнату – только ближе к вечеру. В очередной раз за кофепитием, из открытой форточки доносилось чириканье воробьев, через ветви ели пробирался солнечный луч.

"Скорее бы растаял снег, стало тепло. Весна – прямо жить хочется", – не удержалась я от восхищения природой за окном.

"Не торопи время", – вернул меня в реальность Фахертдин Шамсетдинович. Это была одна из предпоследних встреч.

А в последнюю: он просто обнял нас по-отечески с коллегой: "Кызлар (это было его любимое слово, так он называл всех наших девчонок, не зависимо обращаясь к одному человеку, или сразу нескольким), я вас всех так люблю".

Если бы только знали, что это в последний раз, столько бы можно было сказать, за столько отблагодарить. За отеческий совет и поддержку, за талант поругать, пожурить так, чтобы не осталось в душе обиды, за те слова благодарности и похвалы, что слышали за даже незначительный успех в работе, за умение слушать – не перебивая, подсказывать – не навязывая, за талант не таить в душе обиду, за прямолинейность, искренность… И просто за то, что Вы были. Нам так Вас не хватает. Удача, радость... и Вы были рядом, провал и слезы – и снова Вы подставляли плечо. Ни одна личная проблема коллег не оставалась без Вашего участия. Вы подбадривали словом коллегу, что проводила в армию сына, старались содействовать в устройстве на работу, в поступлении в учебные заведения детям коллег, умели сопереживать и чужой радости, и чужой боли.

"Иди домой, бери работу с собой, посиди возле матери, кто знает, сколько кому отпущено", – гнал шеф (так мы звали его за глаза и в глаза) меня посреди рабочего дня, когда мама была прикована к постели. 

Его утро начиналось с традиционного обхода кабинетов: «Кызлар, как дела?» Он умел поднять настроение любому и никогда не показывал своего. Оттого его спрятанные в глубину души проблемы отражались очередным рубцом на сердце. Оно остановилось и перестало биться раз и навсегда. Но для каждого из нас он присутствует незримо рядом. При очередном успехе или неудаче, мы снова вспоминаем о нем, думаем, как бы к этому отнесся он? 

Ну почему уходят лучшие? И отчего так рано? Да все потому, что каждая частичка боли и тревоги в сердце мостит дорогу в пропасть, вернуться из которой уже невозможно! Избежать этого, отсрочить это способен каждый, исходя из того, насколько близко принимать или не воспринимать жизнь суетную, гореть или оставаться холодным душой к своим и чужим проблемам. Фахертдин Шамсетдинович жил, сопереживая каждому, душой горя за всякое  дело, по-другому он не мог.

... А за окном снова звенит капелью весна… Не будем торопить время, чтобы родные и дорогие сердцу люди всегда были рядом.