На войну – с Монгольской границы

На действительную военную службу я был призван 21 сентября 1939 года. Служил на монгольской границе, в 341- ом отдельном ремонтно-восстановительном батальоне в качестве токаря. Токарно--слесарное оборудование было установлено на автомашине ЗИС-46.

Для меня и для всего нашего батальона война началась на футбольной площадке. В 11 часов дня прибежал дежурный и объявил боевую тревогу. Бросив игру, мы побежали в расположение части. С сообщением о войне перед нами выступили командир батальона Пахольченко и комиссар Галкин. Это было 22 июня 1941 года.

А до этого дня я и мои сослуживцы после боёв на Халхин-Голе, комплектовали технику: трофейную и нашу отечественную, По боевой тревоге мы погрузили на платформу всю ремонтную технику и выехали на фронт, в Полтавскую область. Выгрузив технику и оборудование (станцию не помню), начали маскировать ее неподалёку от посадки. Но нас, видимо, обнаружили немцы. Потому что начали бомбить.

Через несколько минут в бой вступили наши истребители. Только благодаря им мы остались живы. После бомбёжки началась перебазировка в назначенное место. Нам, водителям, выдали путевые листы с указанным маршрутом и местом назначения. Но через некоторое время сообщили новый маршрут. В пути делали остановки для осмотра техники, но в бой ещё не вступали, хотя были готовы в любую минуту, т.к. знали, что в окружении, о чем нам сообщил комиссар роты Бабушкин. Был дан приказ прорываться из окружения, но сил для прорыва у нас не было.

Со всех сторон били из миномётов, автоматов, пулемётов, и наш батальон был почти разбит. С нами были санбат и полевые госпитали с тяжелоранеными. В этих неравных боях при прорыве окружения, у деревни Крестиновка, как мы потом узнали, геройски погиб наш комиссар 341 ОРВБ капитан Галкин. Я же, контуженный при бомбежке, попал с товарищами из батальона в плен.

Сколько прошло с этого момента времени, я не понимал. Очнулся в каком-то загоне. Видимо, в нем до войны был колхозный коровник или овчарник. Среди нас было много раненых, и нас окружали немецкие солдаты с овчарками на поводках. Раненым нашим солдатам медицинскую помощь оказывали свои же товарищи. В коровнике мы пробыли больше суток. Сильно раненых оставили здесь же. Гнали нас под конвоем без пищи и воды. Было лишь несколько привалов у колодца.

Пригнав в город Кременчуг, нас загнали на склады бывшей табачной фабрики. У складов была только крыша, стен не было, и висели редкие листья табака– видимо, их сушили. 

Настали последние дни октября. Сидя под холодом на продуваемом всеми ветрами складе, мы вспоминали мирное время и праздник 7-е ноября. Мы же томились под конвоем собак и немецких солдат, под открытым небом, под дождём и в грязи, под одной шинелью вдвоём с товарищем. ...Вдруг в сарай забежал невесть откуда взявшийся жеребёнок. Никто этого объяснить не мог. Вскоре он был пойман и в честь праздника мы, давно не видевшие мяса, сделали из него шашлык. Так впервые за много дней мы поели досыта.

Вскоре нас переправили в лагерь под Кировоград. Это случилось в декабре 41-го года. Голод, холод и дизентерия унесли за зиму 1942 года несколько тысяч наших солдат. В апреле 42-го года мне и моим двум друзьям : Мишину Ивану из Ивановской области и Виноградову Фёдору из Калинина удалось бежать. Это случилось на аэродроме, который мы ремонтировали после налета авиации. Но далеко уйти мы не смогли, так как нас поймали сидевшие в засаде полицаи... Видимо, из лагеря сообщили об исчезновении из лагеря трёх человек.

Вскоре нас перевели в лагерь под село Адабаш Высоковского района. Там собирали военнопленных и гражданскую молодёжь для отправки в Германию. Гражданскую молодежь содержали отдельно от военных. Когда было всё готово, подошёл эшелон, всех погрузили как скотину и повезли в Германию. Там нас выгрузили в перевалочном лагере под городом Кюстрин.

После того, как прошла сортировка, нам присвоили номерные знаки № 22 И.Д. После Кюстрина нас, 40 человек, отправили на работу в Бранденбург. Заставляли трудиться на разных работах – в основном на железной дороге, на разгрузке и погрузке разных грузов. Сегодня я не могу понять, как мы могли физичеки трудиться, получая в сутки хлеб со спичечный коробок и суп с брюквой и гнилой картошкой...

Когда в марте и начале апреля 1945 года наша Красная Армия подходила к Бранденбургу, нас эвакуировали в лагерь под Гамбургом. Там мы узнали из разговоров конвоиров о том, что навстречу советским войскам спешат американские части. При эвакуации нам с товарищем удалось скрыться от шофера, когда он остановился на заправке. Что было потом шоферу за нас, нам не известно – но, верно то, что в это время у немецких солдат дисциплины уже не было. Они были уверены, что победа будет за нами, что Германию ждет поражение

После побега мы с другом очутились неподалёку от города Вишток, где и встретили своих, русских. Они повели нас в город, в комендатуру, где нас встретили так, как встречают родных братьев. Верно, что тогда таких беглецов как мы, было немало. После допроса нас одели, обули, дали оружие и направили в подразделение, в составе которого, к сожалению, нам пришлось воевать недолго. Не доходя Эльбы, 9 мая, мы узнали о том, что войне – конец. После мытарства в немецких лагерях мы впервые вздохнули спокойно...

После окончания войны я был зачислен в рабочий батальон, номер которого, к сожалению, не помню. Демобилизовался я в феврале 1946 года. После демобилизации работал токарем в лесокомбинате, в сельхозтехнике, и в последнее время в ПМК-122 «Водстрой». Из этой организации ушёл на заслуженный отдых.

Награждён медалями «За Победу над Германией», « 50 лет Вооружённых Сил СССР», «20 лет Победы в войне 1941- 1945 г.г.», «За доблесть и отвагу в Великой Отечественной войне». От редакции: к сожалению, нам ничего неизвестно о дальнейшей судьбе автора воспоминаний Зиновьеве Михаиле Сергеевиче, о том, сколько он прожил. Думаем, что родные солдата нам об этом напишут.

Фото: архив.